Я опустила голову, сжала пальцы.

– Да, простите. Это полностью моя вина. Никто не знал, каким будет выступление. Ни Алиса, никто… Я приношу вам свои извинения за… – У меня аж в губах закололось от волнения.

Он пошёл к противоположной стене кабинета и тут же рванул обратно. Навис надо мной.

– Одним извинением вам не обойтись!

– Я понимаю, – тихо ответила я и протянула ему заявление об увольнении.

Михаил глянул на него, вспыхнул, выдернул из моих рук. Развернулся ко мне спиной, я встала. Очень хотелось сбежать, пока он не видит. Но Михаил резко обернулся, и наши глаза встретились. Меня чуть не обожгло! Ничего себе железяка… Да что это с ним?! Бурлит, сверкает, словно металл в доменной печи. Он же… изваяние. Или нет?..

– Сбежать решили? – гаркнул он. – Нет уж! Так просто вы не отделаетесь, Виктория!

– Вы предлагаете мне сделать харакири? – вырвалось у меня.

Он моргнул растерянно.

– Почему харакири?..

– Ну, когда самурай подводит своего господина… – вжимая голову в плечи, заговорила я, понимая, что лучше бы замолчать, но оно говорилось само, – нужно написать хокку, сесть на колени и вспороть живот…

– Что?.. И это вы?! Вы называете меня бессердечным?! – расширил глаза он. Красивое лицо исказилось и покраснело. Даже уши.

– Простите… – сглотнула я и, отступая от него, снова села.

– Я не бессердечный! – выкрикнул он оглушительно, смяв в кулаке моё заявление. И потом тише, но чётче: – Я – руководитель! Это накладывает отпечаток… Это ответственность! Вы вообще знаете, что такое ответственность?! ВЫ!

Он навис надо мной. Меня вжало в спинку стула идущим от него напором. Ой, лучше бы оставался биороботом! Сейчас задушит! От него пахнуло жаром, мужским парфюмом и ещё чем-то очень мужским, у меня аж голова закружилась. Губы мои так горели, словно стали большими и красными, пульсировали, все в иголочках, кто его знает, почему. Надо срочно что-нибудь такое раз и не по теме, – пискнул, теряя надежду на выживание, внутренний голос.

– А вы пробовали пуэр? – спросила я неестественно громко.

Гневные зелёные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, замерли. Словно система зависла. Раз-два-три… Лава отхлынула. Михаил снова моргнул.

– Какой пуэр?..

– Чай. Очень хороший. Успокаивает. Давайте я в офис закажу?

Михаил разогнулся. Выдохнул. Встряхнул головой. Прошёл в своё кресло и бухнулся в него. То аж скрипнуло.

– Я понял. Вы снова издеваетесь, – поджал губы он.

Я обратила внимание, что они у него тоже покраснели. Внезапно живой и очень человеческий, Михаил стал ещё красивее.

– Н-нет, – ответила я. – Мне просто вчера пуэр помог, я заснула. Я тоже понервничала. Правда. Ведь было не просто… Ну это… У меня брат хорошо в чаях разбирается. Даже церемонии чайные проводит…

– При чём тут церемонии? – мотнул головой Михаил, явно пытаясь взять себя в руки. В буквальном смысле – отдергивая из-под пиджака вниз манжеты рубашки. Словно хотел чёрт знает как их вытянуть. – Какой пуэр? Какой брат? – Посмотрел на меня удивлённо. – Вы что, заговариваете мне зубы?

Напряжение в воздухе внезапно схлынуло, стало не так горячо дышать.

– Да, – кивнула я. – Заговариваю. Простите. Вы ведь…

– … самодур и бессердечный тиран? – договорил за меня он и посмотрел так, что самой плакать захотелось. Не от страха, а почему-то. Словно, ему больно. И мне вдруг тоже. Сердце в груди сжалось. А он на меня смотрел, не отрываясь.

– Ну… ведь да, – виновато призналась я. – Нельзя же так с людьми. Совсем нельзя. Только…

– Что только? – невесело усмехнулся он.

– Кажется, вы с самим собой тоже тиран, – выдохнула я. – Не спите, не едите, не радуетесь…

– С чего вы решили? – его голос подсел.

– Вижу, – пожала я плечами. – Так что вы вроде как по заповеди. Как с собой, так и с другими. Но разве вам хорошо?

Он отвернулся и посмотрел в компьютер. Долго. Затем на меня и на смятое, как туалетная бумага, заявление. Разгладил его и… подписал. У меня воздух застрял в горле. Как это?! Вот так просто?! И тут Михаил сказал, видимо, собравшись и окончательно взяв себя в руки:

– Вы обязаны отработать две недели. Согласно Трудовому Кодексу.

– Хорошо, – промямлила я, чувствуя себя не победительницей, а неизвестно кем.

– Вы говорите, что вам не плевать на людей. Но выходит наоборот. Учитывая, что вы сорвали госзаказ, Виктория, я буду вынужден начать сокращения, – проговорил он, вновь надевая деловую маску. – Если, конечно, мы не заключим контракт с французами.

Мне стало нехорошо.

– Я сделаю всё от себя возможное. Но мне нужен на переговорах хороший переводчик. И компании в плюс, если это будет красивая женщина. Очень красивая. Как вы.

Я подумала, что ослышалась. Что? Он считает меня красивой? Разве он заметил хоть что-нибудь? Кроме красных туфель…

Но Михаил продолжал:

– Так что не моё личное благополучие, а будущее всех работающих здесь людей будет зависеть от того, справитесь ли вы хорошо со своей работой. Это понятно?

– Да.

– Надевайте, что хотите. Ведите себя, как хотите… Вы умеете быть… В общем, вы поняли. И это будут не просто переговоры, а налаживание связей. Итог которых – долгосрочный контракт. И работа, заплата, стабильность для тех людей, о которых вы так печётесь. Если не лжёте, конечно.

– Я не лгу, – тихо сказала я, не веря своим ушам.

Он встал, одёрнул пиджак.

– Хорошо. Если всё пройдёт удачно, мы забудем о конфликте, я порву заявление и не стану объявлять вам выговор. – У него дёрнулся глаз, но Михаил спокойно положил моё заявление в папку.

Ой, лучше бы наоборот!

– Мы договорились? – спросил он.

– Да, – ответила я, ощущая себя прогульщицей-бунтаркой и кандидаткой на отчисление, которой ректор даёт второй шанс. Очень красивый ректор. Живой. С блестящими глазами.

Неожиданно живой. И какой-то совсем не удав…

– Хорошо, – сказал Михаил. – Тогда поменяйте авиабилеты и идите собираться. Мы вылетаем в Париж завтра.

– Как завтра?!

– Французы приглашают. Я не могу отказаться.

Вот как! Значит, и я не могу…

Я встала неуверенно. Михаил смотрел в окно, как статуя космонавта перед полётом.

– Ну, я пойду? – спросила я.

– Да, идите. Мне нужно собрать все документы и спецификации, – кивнул он. – Времени в обрез.

Я вышла из кабинета и аккуратно прикрыла дверь. Вдохнула воздуха и уставилась на насос в рамке. Кажется, не у Михаила, а у меня только что случился разрыв шаблона. Абсолютный и бесповоротный. Уничтоживший все мысли, как водородная бомба – живое. До звенящей пустоты. Ничего себе! Завтра я лечу в Париж… С ним…